Шел уже 1942 год - самый трудный и тяжелый в военном отношении год для нашей страны. Немцы готовили крупную операцию на выступе Курско-Белгородского направления. На этой дуге строились такие укрепления с обеих сторон, что в истории не было подобных. Здесь с марта месяца и до начала наступления в июне шло накопление военной силы с обеих сторон. И вот в начале июне в назначенный момент - наступление. Все затихло - настала жуткая тишина. И вот бои начались. Немцы не жалели техники, перли нагло, поэтому оставили много подбитых танков на поле боя. Порой нельзя было проехать в нужную сторону, везде дымились танки, и наши, и немецкие. Уже после двух дней боев, на высоте около километра из-за поднявшейся пыли ничего в небе не было видно. Самолеты бомбили в слепую. Стоял такой грохот от разрывов и гудения танков, мощных выстрелов пушек, что разговаривать друг с другом невозможно. Крики команд, крики раненных - все смешалось в один звук. Одни вытаскивают с люков танков раненных и обгоревших, другие несут тяжелораненых на носилках в укрытия медпунктов, ищут какой-нибудь транспорт эвакуировать с поля боя, а в это время часть начинает отступать, так как немецкие танки - "тигры" теснят наши боевые порядки и давят все, что у них впереди. Все вокруг горит, взрываются боекомплекты. В панике выскакивают горящие танкисты - и наши, и немцы, катаясь по земле, оббивая горящее обмундирование. А если где-то поблизости оказалась лужа с водой, то спасаться туда бегут и наши, и немецкие танкисты, не боясь друг друга, подают в воду лишь бы погасить пламя. И так до ночи, пока не утихнет бой. Но наш корпус пока в бой не вводят, мы стоим ожидаем сигнала. Наш командир корпуса генерал Ротмистров был из толковых командиров. Накануне боя было организовано обучение - где найти самые уязвимые места у "тигра", чтобы Т-34 мог поразить его. На Курской дуге были впервые применены "тигры". "Тигр" - сильная и мощная машина, на 1 км пробивал наш танк насквозь и с ним шутки были не из приятных. Поэтому и обучали нас увернуться от "тигра", не подставить ему бок или зад. Эта учеба нам много помогла в боях.
И когда немцы начали слабеть, наш корпус и другие части пустили в наступление. Объезжая подбитые танки, мы рванулись вперед. Нашему экипажу пришлось туго под Прохоровкой. Тяжелые фугасные снаряды сорвали с машины все крылья и фары и все, что плохо лежало - хорошо, что мы сняли вовремя десант. Самое плохое, что как только мы ринулись в бой, у нас сорвало гусеницу и пришлось во время боя обуваться, но хорошо тренированный экипаж без особого труда справился с этой проблемой. Я первый раз очень боялся, думал, что следующий снаряд попадет прямо в мой люк. Ускорил ход и по пересеченной местности нагнал машину. Когда танк идет на ухабах, он так качается, что трудно в него попасть. Я этим воспользовался и залетел прямо в рощу, тут же выстрел и мы подбили самоходку. Видим, из люков выскакивают немцы, а наш пулемет поливает их огнем. Повыползали и остальные немецкие танки, я разворачиваю свою машину и кричу Мише Овечкину: "Давай в бок по "тигру"! Не успел я сообразить, как с "тигра" слетела гусеница и он задымился. Так наш первый бой был и страшный, и удачный. После боя мы получили благодарность. Потом уже в боях стали меньше бояться и нервничать.
Бои стояли жаркие, июль, на небе ни облачка и тут появляется немецкая авиация - самолеты летали группами по 40-50 штук одновременно, одна группа за другой. И под таким колпаком мы находились вплоть до конца августа 1943 года. А 12 июля 1943 года на Прохоровском поле произошло крупнейшее танковое сражение. У железнодорожной станции «Прохоровка» сошлись около 1 500 танков, 800 с нашей стороны и 700 с немецкой. Танки шли на таран и вели безжалостный встречный огонь. Горели, зачастую вместе с экипажем
Бои на Курской дуге самое страшное, что я когда-либо видел. При форсировании Днепра немецкая авиация висела над нашим плацдармом день и ночь, в темноте это выглядело как фонарики, развешанные в воздухе. Без конца бомбежки, артиллерийский огонь. И так вплоть до октября. Ночи уже были холодные, мы в окопах, кое-где землянки, плащ – накидки промокали насквозь. Никаких костров жечь было нельзя.
Не понятно, что нам помогло выжить в этой войне. Но мы были уверены, что победим. Жизнестойкость была удивительная: зимой спали прямо на промерзлой земле, веток нарубишь, брезент бросишь и ложишься, засыпали мгновенно. Ждали очень выступлений Сталина, что он скажет, что нас ждет впереди. Отношение к солдатам было человеческое. Вот, например, освобождали мы деревню, где жил кто-то из солдат. Он просится домой хоть на пару дней, отпускали прямо с боевых позиций, если позволяла обстановка
Это было тяжелое время для нашей Родины. По 14-15 часов в сутки приходилось летать, помогать наземным войскам уничтожать врага. Немцы яростно сопротивлялись, защищаясь зенитной артиллерией от нашей авиации, которая сильно их беспокоила и днем и ночью.
Зимой 1942-1943 года судьба немецкой группировки под Сталинградом была решена. Она была окружена и уничтожена. Правительство высоко оценило мои заслуги при обороне Сталинграда, наградило орденом Ленина и медалью "За оборону Сталинграда".
Зима 1943 года. Красная Армия на Воронежском направлении гнала врага на запад. Освобождены Курск, Щигры, Льгов, Миллерово. Мне вспоминаются полеты по скоплениям отступающих войск и технике врага. Вместе с ночными полетами на бомбардировку днем приходилось выполнять задания по транспортировке груза нашим войскам – бензина, боеприпасов, так как немцы после своего отступления уничтожили железнодорожные и шоссейные мосты, а фронту нужно было горючее и боеприпасы.
Весной 1943 года наш полк был послан на ликвидацию плацдарма противника на Таманском полуострове. Сложность полета заключалась в том, что приходилось летать над Азовским морем. Из Кубани нас срочно вызвали для оказания помощи на Орловско-Курском направлении. Приходилось бомбить свои родные города – Орел, Брянск, Карачев, Белгород, Харьков. Жалко, конечно, бросать бомбы, где находились советские люди, но что делать – там и немцы, которых нужно уничтожить. Несмотря на сильную противовоздушную оборону приходилось не считаться ни с чем, чтобы выполнить задание. Красная Армия вела успешное летнее наступление 1943 года. Мне приходилось участвовать в освобождении Донбасса, Полтавы, Черниговской и Киевской областей.
За участие в битве на Орловско-Курской дуге - полк получил наименование "Брянский", а я был награжден орденом "Красной Звезды".
Осенью 1943 года с аэр[одрома] "Курск" мне приходилось летать в тыл врага для оказания помощи нашим народным мстителям - партизанам, а оттуда вывозить раненых. До сих пор вспоминаю полет 20 октября 1943 г., когда мы прилетели в партизанский отряд генерала В.А. Бегмы в Мозырские леса Белоруссии, площадка Лельчицы. Полет происходил в сложных погодных условиях. С Курска до Днепра погода была безоблачная. От Днепра до цели оставалось еще 200 км, а погода явно ухудшалась - появилась низкая облачность. Линию фронта на малой высоте пролетать опасно, и мы решили пролетать на большой высоте в облаках. Пролетев около часа, мы начали пробивать облака. На высоте 300 м вышли из облаков, увидели лес с множеством костров, возле которых, как после выяснилось, грелись партизаны. Нужно было среди множества костров найти "свои" - с условными сигналами, чтоб не перепутать с ложными, которые выставляли немцы, чтобы заманить наши самолеты. По цвету сигналов ракет определили свою площадку и совершили посадку. К нам на коне подъехал командир партизанского отряда генерал Бегма, спросил, что привезли. Он пригласил нас к себе. Узнав, что привезли противотанковые ружья - он поблагодарил, что теперь будет чем сражаться с танками. Мы расспрашивали партизан о их жизни в тылу, а они нас о жизни на "большой земле". Очень партизанам понравились свежие газеты, которых они не видели более двух лет.
Дивизия была на правом фланге, на северном плече. Курская дуга, конечно, выдающееся сражение. Хотя я и был ранен своими 152-миллиметровыми пушками. Но организовано было действительно по-настоящему. Характерна Курская дуга тем, что там была организована стратегическая оборона. Немцев измотали так, что они вынуждены были остановиться. Они остановились, а наши сделали контрнаступление. Оно началось с сильнейшей артиллерийской контрподготовки. Там было сосредоточено очень большое количество артиллерии, танков, минометов, авиации. Помню, когда наши уже прорвались. Кстати не наша дивизия, а предыдущая. Мы были во втором эшелоне.
Получаем команду, подходим к этой лощине. Небольшой овраг, мы остановились у самого этого оврага. У меня уже батальонные 82-мм минометы, меня перевели командиром. Начинаем устанавливать миномет. Передо мной стоит заместитель мой, старший сержант из Смоленска, здоровый, крепкий мужик. Очень хороший человек. И снаряд разрывается сзади его. Смотрю, мой сержант падает. А мне осколок попадает в висок, второй в шею и выскочил в рот, я его выплюнул. А тот сидит, как память. Меня спас этот старший сержант. Летели осколки сильные, он своим телом их задержал. Сгоряча показалось все нормально. Оказалось, командир полка дал команду поддерживающему дивизиону 152-мм пушек организовать огонь по батальону противника. А к нашему подходу противник уже ушел. Мы заняли позиции, где раньше был батальон противника. И по нам дивизион как шарахнул! Так я получил третье ранение от своих артиллеристов. Сказать, что это было преднамеренно, нет, безусловно. Просто не рассчитали, что противник мог к этому времени уйти. Как продолжалось наступление, я не знаю.